В работах, посвященных теории перевода или интерпретирующих интроспективные данные о процессе перевода, речь, как пра­вило, идет о некотором тексте, являющемся способом существова­ния автохтонного содержания, выраженного средствами знаковой системы переводчика. Иными словами, текст рассматривается как исходный и позволяющий продуцировать новый, коррелированный с исходным текст (текст — переводчик — текст).

Вопрос соответствия (в широком смысле) исходного текста конечному зависит от профессиональных умений переводчика, включенных, в свою очередь, в широкий контекст его личного опы­та. Если судить по теоретической части работ А. В. Федорова и Л. З. Эйдлина, то вся работа переводчика и сводится к продуци­рованию конечного текста на основе исходного. Это действительно так, но с одной существенной оговоркой: продуцируя конечный текст, переводчик должен руководствоваться не только своей личной читательской проекцией текста, но непременно должен выхо­дить за ее пределы, то есть стремиться учитывать некоторое множество читательских проекций (как совокупности представлений и смыслов реципиентов).

Т. Левицкая. «О переводе определений со сдвинутым грамматическим значением»

Текст как знаковая микроструктура есть процесс взаимодей­ствия этой структуры с читателем (реципиентом) и существует в этом смысле лишь в качестве такого взаимодействия. Впервые данное понимание сущности текста было предложено Н. А. Рубакиным. В сформулированной им библиопсихологической теории текст рассматривается как коррелированный с читателем (реципи­ентом), каждый раз производящим переструктурирование текста на основе своей собственной мнемы, ибо «слово, фраза, книга есть не передатчики, а возбудители психических переживаний в каждой индивидуальной мнеме». Таким образом, воспринимаемый текст есть каждый раз читательская проекция текста (ср. по этому пово­ду понятия «энтропии авторского и читательского кода и энтропии различных уровней кода», а сам текст на его содержательном уровне может рассматриваться в качестве набора читательских представлений и смыслов, асимптотически приближающихся к авторскому значению текста.

По мысли Н.А. Рубакина, адекватное восприятие и понимание текстов обеспечивается функциональной направленностью текстов на психический тип (типы), обладающий(-ие) в известной мере изоморфными представлениями и смыслами. Целям адекватного восприятия и понимания текстов может служить также выведение писательских типов через читательские типы, предполагающее установление соответствия между представлениями и смыслами читателей и писателей и экспериментальное выяснение того, явля­ются ли синонимичными для них те или иные тексты (интерперсональная синонимия).

Как правило, специалисты по теории перевода и переводчики признают (в явной или неявной форме) , что перевод (и в частности художественный перевод) является одной из форм взаимодействия культур, предполагая, что перевод дает известное представление о некоторой чужой культуре (в данном случае принимается определение локальной культуры, данное Э. С. Маркаряном). Между тем, талантливые художественные переводы обладают минимальной «экзотичностью» за счет нахождения эквивалентов исходному тексту и оцениваются в силу этого как принадлежащие прежде всего той культуре и тому языку, на котором существует перевод.

В.А. Шорохов. Перевод и семантика

Само понятие взаимодействия культур, а в данном случае текстов как субститутов культур, предполагает наличие и общих эле­ментов, и несовпадений, позволяющих нам отличить одно культур­но-языковое образование от другого (одну лингвокультурную общность от другой). Талантливый художественный перевод закрывает нам пути для сравнения и не опознается в качестве инокультурного. Тем самым утверждение о переводе как взаимодействии двух культур оказывается фиктивным для реципиента.

Художественный перевод есть только один из видов текстовой деятельности, которая далеко не адекватна задачам культурологического исследования, но все-таки значима сама по себе: фатическая функция художественных текстов (переводов) и коммуникативная функция текстов, ориентированных на культурологические сопоставления (интересной в этой связи представляется работа А. Ф. Троцевич).

Иными словами, для некоторых целей гораздо важнее подстрочные переводы, дающие возможность реально показать способ существования тех или иных культурноязыко­вых структур, хотя противопоставлением «художественный перевод — подстрочный перевод» далеко не исчерпывается возможная шкала текстов.

В.Н. Комиссаров. Перевод и языковое посредничество

Очевидно, самым продуктивным для переводчика окажется та­кой подход к художественному тексту, благодаря которому удаст­ся показать технологию конструирования поэтических объектов. Эта технология должна учитывать тот факт, что переводчик имеет дело с объектом семантико-психологическим. Семантико-психологический объект, существуя для читателя как ряд знаковых единиц, которые могут быть рассмотрены с различных точек зрения и принадлежат различным уровням языка (графемы, синтагмы, ритмемы), представляет в перцептивном отношении знаковое единство для реципиента. Но это единство есть в то же время ряд дискретных психических состояний, стимулирующих, в свою очередь, воз­никновение психических состояний у реципиента. Эти дискретные психические состояния и есть искомый поэтический объект и, тем самым, любая знаковая единица художественной микроструктуры, вызывающая некоторое психическое состояние, может рассматриваться как один из конструктивных элементов поэтического объек­та. Тогда другие формальные конструктивные элементы поэтиче­ского текста (рифма, метр и т. д.) оказываются несущественными для переводчика Несущественными оказываются и проблемы комментирования, архаизации/модернизации текста, ибо психические состояния могут быть вызваны любыми знаковыми единицами, при том только непременном условии, что эти знаковые единицы сино­нимичны знаковым единицам некоторого реципиента. Начиная свою работу, переводчик постулирует это отношение синонимично­сти, но, очевидно, надежные утверждения о степени синонимичности тех или иных текстов можно получить только эксперименталь­ным путем. Это не означает, что метод интроспективного наблюде­ния над переводами («результатами» знаковой деятельности) и/или самим процессом перевода непродуктивен. Можно в этой свя­зи привести высказывание А. Богуславского об интроспекции: «Это единственный возможный путь описания тех аспектов психических явлений, для которых нет точных соответствий во внешних, наблюдаемых фактах. Если кто-то станет утверждать, что мы не можем быть уверены ни в чем, за исключением наблюдаемых (видимых, слышимых и т. п.) фактов, он должен просто-напросто воздержаться от изучения мыслей и желаний, но он не сможет требовать, чтобы они анализировались в терминах наблюдаемых признаков существующих текстов и поведения, если только он не докажет, что между ними существует строгий параллелизм, а этого он не сможет сделать как раз потому, что считает мыслительные процессы недоступными прямому наблюдению». Другое дело, что результаты такого наблюдения фиксируют самые общие признаки текстов.

Сравните в этой связи следующие тексты.

Из Лю Она:

«Чанъань. Старая дорога. Запоздалые кони.

Высоки ивы. Разноголосы цикады.

Закат за островами. Равнинный осенний ветер.

Не охватишь взглядом все четыре стороны света.

Облачные наплывы исчезают бесследно,

Где же сокрылись убежавшие годы?

Все дальше разгульная молодость,

Безмолвны друзья винопития,

И не окликнешь время».

Из Сюй Дишаня:

«Горы разговаривали между собой. Я подслушал этот разговор. Одна гора сказала: Обветшало одеяние наше, пора сменить его». «Не торопись, взгляни, как незаметно белизна одежд становится зелено-синей, зелено-синее коралловым и золотисто-желтым; пусть постоянствует сущность, зато переменчивы обличья ее. Они еще послужат нам»,— ответила другая юра.

Во время этой беседы раздался жалобный глас одеяний их: «Пощадите, дайте нам отдохнуть. На исходе обличья наши, мы более не в силах служить вам», «Торопитесь, торопитесь, назначение ваше — облачать нас. Торопитесь облачить нас в новые одежды»,— выдохнули в ответ горы.

После этого разговора увяло разноцветье красных и желтых одежд Все мы — временное обличье, и непостижна душа наша, слепая до времени облечения в рубище и ухода. Каждый раз, когда уносится в назначенный срок дыханье и (болонка наша, приближается уготованный нам покой».

Из P. M Рильке:

«Тихо охваченный

аллеями справа и слева,

следишь за каким-то намеком,

и внезапно находишь:

тенистая водная чаша,

вкруг четыре скамьи и ты —

неразрывны

среди замкнутых

осыпей времени.

На пустыню сырых постаментов

ты оставишь глубокий вздох ожиданья.

Доверчивость

капель серебряных

под взором темного киля

тебя заклинает.

Ты свой

средь камней,

умеющих слушать,

и замираешь».

М.М. Зинде, С.А. Фридрих. Качество перевода и стилистика текста

Из П. Элюара:

«Влажные покрывала ноября

навечно покрывают меня

время скользит сквозь пальцы

земля вращается в глазницах

где живет легкая улыбка

чей исток майские дни

или мертвые губы

улыбчивые наперекор живым

где письмам нет ответа

пылятся слова

и в одночасье крик бытия

затягивается молчанием

я отказываю слезам мрак

зрячий не от мира сего

я обживаю прошлое

я тень потемок

я зародыш хаоса».

Интроспективное наблюдение над процессом перевода и сопоставление переводов позволяют получить следующие выводы. Ос­новным абстрактным поэтическим объектом всех четырех текстов является время. Но если в первых двух текстах абстрактное время овеществляется в конкретных состояниях объектов и через них осознается субъектом (в тексте и вне текста), то в двух последних текстах осознание времени представлено как ряд некоторых состояний субъекта, приписываемых, в свою очередь, объектам, находящимся вне субъекта. Таким образом, мы в одном случае имеем дело с поэзией (переводом), которую(-ый) можно назвать экстравертивной поэзией (экстравертивным переводом), а в другом случае — с поэзией интравертивной (с интравертивным переводом).

А.Д. Швейцер. Эквивалентность и адекватность перевода

Если данное наблюдение, а оно нуждается в дальнейшей про­верке, окажется справедливым, то соблюдение принципов экстравертивности и интравертивности оказывается наиболее важной задачей переводчика, и нарушение этих принципов может рассматриваться как сверхошибка переводчика.

Ссылки и полезные материалы:

1. Федоров А. В. Основы общей теории перевода. М., 1968. О сопоставлении теорий перевода с целью выявления «мощности» каждой теории см., нагр.: Крюков А. Н. Теория перевода. Курс лекций, М., 1979
2. Эйдлин Л. 3. Тао Юань-мин и его стихотворения. М., 1967.
3. Рубакин Н. А. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию. М.-Л., 1929.
4. О библиопсихологической теории Н. А. Рубакина см. Сорокин Ю. А. Смысловое восприятие текста и бибинопсихология. — В кн.: Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. М., 1979.
5. Лотман Ю. А. Структура художественного текста. М., Н70 с. 37.
6. Цит. по: Апресян Ю. Д. О некоторых польских работах по лингвистиче­ским семантике. — В сб : Машинный перевод и прикладная лингвистика. МГЛУ им. Мориса Тореза
7. Троцевич А. Ф. Символы в языке корейской средневековой повести. — В сб.: Народы Азии и Африки, 1971, № 1, с. 122—126. См. также: Троцевич А. Ф. Корейская средневековая повесть. М., 1975.
8. Триста сунских цы с комментарием. Пекин, 1958. с. 33 (па китайском и языке).
9. Избранные произведения Сюй Дишан. Т. 1. Пекин, 1958, с. 15 (на китайском язык).